Глава 9. Есть ли адские муки

(Рассказ Н. А. Мотовилова)

Н. А. Мотовилов «служка Серафимов», как он сам любил себя на­зывать, тот, который удостоился чудного исцеления, а впоследствии лицезрения собственными очами просветления Преподобного Сера­фима Фаворским светом благодати Святого Духа, человек горячего и искреннего сердца, дабы действительно послужить памяти отца Сера­фима, решил лично поехать на родину великого старца, в Курск, со­брать сведения о детстве и юношестве его, а также посетить Киево-Флоровский монастырь. Поездка эта имела весьма тяжкие последствия для Николая Александровича: он заболел по попущению Божию от врага, излившего на него свою месть за труд, послуживший к прославлению угодника Божия, отца Серафима.

Обстоятельства, предшествовавшие болезни Н. А. Мотовилова и объясняющие ее начало, следующие.

Как-то раз в беседе с Преподобным Серафимом зашел разговор о вражьих нападениях на человека. Светски образованный Мотовилов не преминул, конечно, усомниться в реальности злой силы. Тогда Преподобный поведал ему о своей страшной борьбе в течение 1001 ночи и 1001 дня с бесами, и силою своего слова, авторитетом своей святости, в которой не могло быть даже и тени лжи и преувеличения, убедил Мотовилова в существовании бесов не в призраках или мечта­нии, а в самой настоящей горькой действительности.

Пылкий Мотовилов так вдохновился повестью старца, что от ду­ши воскликнул:

— Батюшка, как бы я хотел побороться с бесами!

Батюшка Серафим испуганно перебил его:

— Что вы, что вы, ваше Боголюбие! Вы не знаете, что вы говорите. Знали бы вы, что малейший из них своим когтем можетперевер­нуть всю землю, так не вызвались бы на борьбу с ними

—А разве, батюшка, у бесов есть когти?

—Эх, ваше Боголюбие, ваше Боголюбие, и чему только вас в университете учат! Не знаете, что у бесов когтей нет?! Изображают их с копытами, рогами, хвостами потому, что для человеческого воображения невозможно гнуснее этого вида и придумать. Таковы в гнусности своей они и есть, ибо самовольное отпадение их от Бога и добровольное их противление Божественной благодати из ангелов света, какими они были до отпадения, сделало их ангелами такой тьмы и мерзости, что не изобразить их никаким человеческим подобием, а подобие нужно, — вот их и изображают черными и безобразными. Но, будучи сотворены с силой и свойствами ангелов, они обладают таким для человека и для всего земного необоримым могуществом, что самый маленький из них, как и сказал я вам, может своим ногтем перевернуть всю землю. Одна Божественная благодать Всесвятого Духа, туне даруемая нам, православным христианам, за божественные заслуги Богочеловека, Господа нашею Иисуса Христа, одна она дела­ет ничтожными все козни и злоухищрения вражия.

Жутко стало тогда Мотовилову. Прежде под защитой преподобного он мог не бояться злобы сатанинской. Но легкомысленно-дерзкий вызов по попущению Божию не остался без последствий, — он был принят.

Когда Мотовилов, после кончины старца Серафима, поехал в Курск, немного ему удалось собрать здесь сведений о детстве и юности преподобного. Близкие родные, помнившие отца Серафима в молодости, кто перемерли, кто отозвались забвением. Даже дом, в ко­тором родился и воспитывался Преподобный, был разрушен, и на месте его выросли новые постройки. Нашелся один старик, сверстник батюшки, который и дал Мотовилову сведения, вошедшие теперь во все издания жития Преподобного. Поездка в Курск и пребывание в нем были вполне благополучны. Гроза ждала на возвратном пути в Воронеж.

На одной из почтовых станций, по дороге из Курска, Мотовилову пришлось заночевать. Оставшись совершенно один в комнате для проезжающих, он достал из чемодана свои рукописи и стал их разби­рать при тусклом свете одиночной свечи, еле освещавшей просторную комнату. Одною из первых ему попалась, записка об исцелении бесноватой девицы из дворян, Еропкиной, у раки святителя Митрофана Воронежского.

«Я задумался, — пишет Митрофанов, как по может случиться, что православная христианка, приобщающаяся Пречистых и Живо­творящих Тайн Господних, и вдруг одержима бесом и притом такое продолжительное время, как тридцать с лишним ист. И подумал я: вздор! этого быть не может! Посмотрел бы я, как бы посмел в меня вселиться бес, раз я часто прибегаю к таинству святого причащения».

И в что самое мгновение страшное, холодное, зловонное облако окружило его и стало входить в его судорожно стиснутые уста.

Как ни бился несчастный Мотовилов, как ни старался защитить себя от льда и смрада вползавшего в него облака, оно вошло в него все, несмотря на его нечеловеческие усилия.

Руки были точно парализованы и не могли сотворить крестного знамения; застывшая от ужаса мысль не могла вспомнить спаситель­ного имени Иисусова. Отвратительно ужасное совершилось, и для Николая Александровича наступил период тягчайших мучений. Собственноручная запись его дает такое описание испытанных им мук:

«Господь сподобил меня на себе самом испытать истинно, а не во сне и не в привидении, три гееннские муки. Первая — огня несветимого и неугасимого ничем более, как лишь одною благодатию Пресвятого Духа. Продолжалась эта мука в течение трех суток, так что я чувствовал, как сожигался, но не сгорал. Со всего меня по 10 или по 17 раз в сутки снимали эту гееннскую сажу, что было видно для всех. Перестали эти муки лишь после исповеди и причастия Святых Тайн Господних, молитвами архиепископа Воронежского Антония и зака­занными им по всем 47 церквам Воронежским и по всем монастырям заздравными за болящего болярина раба Божия Николая ектениями.

Вторая мука — в течение двух суток: тартара лютого гееннского, так что и огонь не только не жег, но и согревать меня не мог. По желанию его высокопреосвященства архиепископа Воронежского Анто­ния я с полчаса держал руку над свечой, и она вся закоптела донельзя, но не согрелась даже. Опыт сей удостоверительный я записал на целом листе и к тому описанию рукою моею и на ней свечною сажею мою руку приложил. Но обе эти муки причащением давали мне хоть возможность есть и пить, и спать немного мог при них, и видимы они были всем.

Но третья мука гееннская, хотя на полсутки еще уменьшилась, ибо продолжалась только полтора суток и едва ли более, но зато велик был ужас и страдание от неописуемого и непостижимого. Как я жив остался от нее! Исчезла она тоже от исповеди и причастия Святых Тайн Господних. На этот раз сам архиепископ Антоний из своих рук причащал меня оными. Эта мука была: червя неусыпного гееннского; и червь этот никому более, кроме меня самого и архиепископа Анто­ния, не был виден; но я весь сам был преисполнен этим наизлейшим червем, который ползал во мне во всем и неизъяснимо ужасно грыз всю мою внутренность; но и выползаючи чрез рот, уши и нос, снова во внутренности мои возвращался. Бог дал мне силу на него, и я мог брать его в руки и растягивать. Я по необходимости заявляю это все, ибо недаром подалось мне это свыше от Бога видение да не возможет кто подумать, что я дерзаю всуе имя Господа призывать. Нет! В день Страшного суда Господня Сам Он — Бог, Помощник и Покровитель мой, засвидетельствует, что я не лгал на Него, Господа, и на Его Божественного Промысла деяние, но мне совершенное».

Вскоре после этого страшного и недоступного для обыкновенного человека испытания Мотовилов имел видение своего покровителя, преподобного Серафима, который утешил страдальца обещанием, что ему дано будет исцеление при открытии мощей святителя Тихона Задонского и что до того времени вселившийся в него бес уже не будет его так жестоко мучить.

Действительно, чрез 30 с лишком лет совершилось это событие, и Мотовилов его дождался, дождался и исцелился по великой своей вере.

В день открытая мощей св. Тихона Задонского (1861 г.) Мотови­лов стоял в алтаре, молился и горько плакал о том, что Господь не посылает ему исцеления, которого, по обещанию преподобного Серафима Саровского, ждала его измученная душа. Во время пения Херувимской песни он взглянул на горнее место и увидел в нем святите­ля Тихона. Святитель благословил плачущего Мотовилова и стал невидим.

Мотовилов сразу почувствовал себя исцеленным.