Сергей Лавров

Я есмь Альфа и Омега,

начало и конец, говорит Господь,

Который есть и был и грядет, Вседержитель

(Откр. 1, 8)

Доколе свет с вами, веруйте в свет,

да будете сынами света

(Ин. 12, 36)

Предисловие

 

         Напраздник Рождества Христова я поехал к своим родственникам в село Покровское, и там произошло событие, которое побудило меня написать эту работу.

         Перед праздником по селу были расклеены объявления, что в помещении Дома культуры состоится лекция «Как произошла вера в Бога?» В объявлениях также указывалось, что после доклада лектора общества «Знание» тов. Матюхина И.П. состоится диспут.

         Село Покровское слыло в области оплотом Православия. Почти в каждом доме была рели­гиозная литература. Уже с раннего возраста дети воспитывались в православном духе: усваивали молитвы, ходили со старшими в церковь. А потом в школе из них выбивали, как могли, рели­гиозный «туман».

         Подбор лектора для Покровского имел, по­этому, особое значение.

         Народу пришло много: врачи, учителя во гла­ве с директором школы, школьники; молодые и пожилые, верующие и атеистически настроен­ные заполнили зал Дома культуры. Слово «дис­пут» магически притягивало людей.

         Чтобы не ударить в грязь лицом перед приез­жим лектором, директор Дома культуры позабо­тился о соответствующем оформлении зала. В зале развесили плакаты: «Религия — это опиум для народа», «Религия — это дурман» и «Ни од­ного отстающего в пути».

         Подобные мероприятия проводились в По­кровском редко, поэтому представлял лектора сам директор Дома культуры Альтшулер.

         В противоположность тучному, с холодным надменным взглядом и пискливым голосом Альтшулеру, лектор Матюхин выглядел спокойным, общительным: добрые глаза и приветливая улыб­ка располагали к себе. На вид ему было лет око­ло сорока.

         Альтшулер представил лектора и напомнил, что после лекции состоится диспут, в котором могут принять участие все желающие.

         Выйдя на трибуну, Матюхин преобразился: с губ слетела улыбка, в глазах погасла доброта, лицо стало самоуверенным и решительным.

         — Как известно, — уверенно начал он, — ате­истическое мировоззрение — самое передовое мировоззрение в мире…

         Альтшулер бросил в зал взгляд, который как бы говорил: «Это вам не со мной, сейчас това­рищ покажет вам «кузькину мать», а то, ишь, размолились тут».

         — Религиозные представления формировались в обстановке невежества, страха, бессилия чело­века перед природой, — продолжал внушать лек­тор. — Солнце, луна, планеты, звезды казались людям могучими богами, к ним они обращались с молитвами, приносили дары.

         На присутствующих обрушился поток цифр, цитат, высказываний ученых и писателей, отвер­гающих религию. Матюхин ссылался на верова­ния народов и племен Азии, Африки, Австралии. Избитые факты в его устах приобретали какой-то особый смысл. Он упивался своими знани­ями, ошеломлял слушателей своей ученостью. Все было направлено на то, чтобы не оставить от религии, от веры в Бога, камня на камне.

         — Перед лицом современной науки наглядно видна безнадежная устарелость религиозных воззрений, — продолжал Матюхин. — Мы живем в век, когда человеческий разум проявляется во всей своей силе и мощи: космическое пространство сегодня превращено в гигантскую лабораторию, опытную площадку; запущены тысячи спутников Земли, межпланетные аппараты по­бывали на Луне, Венере, Марсе. Полеты людей в космос стали обычным явлением, человек уже ступил на поверхность Луны. — Он сделал пау­зу, оглядел зал, развел руками и с издевкой за­метил: — И представьте себе, никто не видел в небе Бога! Все это и многое другое опровергает религиозные догмы, содействует угасанию рели­гиозных пережитков. Просто не хочется верить, чтобы в наш век, когда человеческий разум до­стиг своего апогея, религия, вера в таинствен­ное, в сверхъестественное сохраняла еще власть над умами и сердцами людей.

         Матюхин обвел взглядом зал, довольного Альтшулера и, почувствовав, что выполнил постав­ленную задачу, убежденно закончил:

         — Религия — это старое дерево. Главные кор­ни этого дерева мы уже подрубили, и мы увере­ны, что скоро придет время, когда религию мож­но будет сдать в музей, как какую-нибудь допо­топную прялку.

         Альтшулер встал из-за стола и радостно за­хлопал. Люди, зараженные атеизмом, тоже друж­но зааплодировали. Да-а, «наверху» знали, кого послать в Покровское!

         Верующим же было прискорбно и от самой лекции, и от того, что их односельчане успели заразиться духом безбожия.

         После доклада был объявлен перерыв. Мно­гие подошли к Демьяну Лукичу, местному па­сечнику.

         Это был старик лет шестидесяти, с неболь­шой рыжеватой бородкой и чистыми, спокой­ными глазами. Он слыл среди односельчан че­ловеком знающим: был весьма любознатель­ным, много читал, внимательно следил за про­исходящими в мире событиями. А еще он очень любил природу, по-детски умилялся ею, благо­говея перед всяким созданием Божиим, будь то растение какое-нибудь или животное, птица или насекомое. Во всем он видел премудрость Творца.

         Сельчане относились к Лукичу с уважением, называли мудрым и часто обращались за сове­том. Всех он называл на «ты», и у него получа­лось это как-то мягко, ласково… Больше всего Лукич любил потолковать о Божественном. Го­ворил просто понятно, а главное, убежденно.

         На лекцию Демьян Лукич пришел со своим внуком, десятилетним Трофимушкой.

         — Очень уж мудрено говорил этот лектор, — заметил кто-то из сельчан. — Каких только наро­дов нет на свете, и у каждого своя вера. Страсть! Что тут ему скажешь?

         — Ну как, Лукич, чувствуешь себя? — поинте­ресовался другой. — Найдется, о чем с ним по­толковать?

         — Да уж как Бог вразумит, — ответил тот сми­ренно.

         — А не пойти ли нам, Лукич, домой? — предло­жил самый близкий его друг.          — Что связываться с этими безбожниками? Засмеют да и только.

         — Я так думаю: защищать веру нужно не ради безбожников, а чтобы предостеречь от соблазна верующих. А то некоторые стали колебаться… Посидим, послушаем, что они еще скажут, — и Демьян Лукич пошел на свое место.

         Он сидел и думал: «Какой народ нынче мало­верный! Свои, и те готовы бежать, боятся насме­шек… Раньше христиане шли за Христа на му­чения, на смерть, как на праздник. Неужели можно сомневаться в Боге?».

         Демьян Лукич не мог себе представить, что­бы разумный человек мог жить без Бога. Всех безбожников он считал обманщиками: они толь­ко притворяются, что не верят в Бога, а в душе вера у них все-таки тлеет… Разве они не обра­щаются в мыслях к Богу, пусть и бессознатель­но, а то и бегут в церковь в трудную минуту! А лектор этот? Наговорил много чего, а доказать ничего не доказал. Посмотрим, как он ответит на некоторые вопросы…

Начало диспута

 

Перерыв кончился, все расселись по местам. Директор Дома культуры Альтшулер пригласил желающих выступить, но никто не отозвался. Он повторил приглашение, и тогда в первом ряду неспеша поднялся Демьян Лукич. Альтшулер пристально посмотрел на него.

         — Вы желаете? Пожалуйста.

         Демьян Лукич откашлялся.

         — Много ты, милый человек, — обратился он к докладчику, — нам тут всякого наговорил. Сравнил даже религию с прялкой — мол, ее тоже скоро в музей сдадут… Да разве может такое быть? Религия ведь — не предмет какой-то, взял да выбросил, это жизнь народа, а к серьезным вещам надо относиться серьезно. И, насчет того, что Бога дикари выдумали от страха, тоже скажу: это не так! Дикари выдумали не Бога, а богов, идолов, потому что — ты сам говорил — обоже­ствляли природу, поклонялись солнцу, деревьям, камням. Это были языческие боги, а мы в таких не верим. Мы верим в единого Бога, Творца неба и земли, и нам нечего Его выдумывать, лютому что Он есть, был и всегда будет. — Демьян Лукич немного помолчал. — Говоришь, Бога нет. Не ты первый, не ты последний! Тут как-то выступал один, бывший священник, отрекся от Бога. «Я, говорит, вас раньше обманывал, внушал, что Бог есть, а на самом деле Его нет». Я, конечно, не вы­терпел, спросил: «Если ты раньше нас обманы­вал, кто же тебе теперь поверит?» Ну а ты, ми­лый мой, можешь доказать нам, что Бога нет?

         —Ачто тут доказывать? Я только что говорил; что об этом ясно свидетельствуют величайшие достижения науки. XX век — век науки и техни­ки, век космических полетов. Религия уже отжи­ла, — убежденно повторил Матюхин.

         — Ошибаешься, дорогой, — возразил Демьян Лукич. — Наука Бога не ищет, у нее задачи со­всем другие. Наука изучает природу, ее законы, открывает их, и ты, конечно, знаешь, что очень многие знаменитые ученые были верующими. Например: Ломоносов, Пирогов, Павлов, Фила­тов, Циолковский… Вера в Бога не мешала и не мешает им делать открытия, напротив, помога­ет: Бог вразумляет их, чтобы они, видя в приро­де премудрость Его, прославляли Творца. Вера в Бога была, есть и всегда будет. Почему? Да потому, что человеческая душа стремится к небу, как птица, тоскует по нему, такой она создана Богом. Даже наши писатели это признают. Чи­тал я недавно книгу Владимира Солоухина — может знаешь? ^:— так он там интересно сравни­вает. Жили, мол, в пруду караси, жили — не ту­жили, и вдруг одному, Броде бы карасиному кос­монавту, пришло в голову выпрыгнуть и посмот­реть, что за жизнь там, наверху. Выпрыгнул — и задохнулся, и давай быстрее на дно! «Ну, что там?» — спрашивают его сородичи. «Да ничего. Ничего там нет!» Вот так и люди: слетали в кос­мос, на вершок от земли подпрыгнули и уже кричат: «Мы летали, а Бога не видели! Бога нет!» Да разве Бога из ракеты увидишь! Он живет в Свете неприступном… А как мы можем узнать о Нем? Через Его творение. Оглянись — и уви­дишь, всюду Его следы…

         Зал внимательно, напряженно слушал.

Пчелы

 

         — Есть у меня на пасеке пчелы, — продолжал Демьян Лукич. — Сколько я наблюдаю за ними и все удивляюсь: как мудро они работают! Как дивно строят соты — такие правильные и краси­вые ячейки мастерят, нам таких ни за что не сделать. А как собирают и откладывают мед! Я читал, что даже ученые удивляются пчелиной мудрости. Вот и хочу спросить тебя: откуда у них эта мудрость? Кто научил их?

         — Никто их не учил, — тут же ответил докладчик, — и эта, как вы выражаетесь, мудрость — ни­ что иное, как инстинкт, или интуиция. Инстинкт свойствен и человеку, и животным, и насеко­мым, короче, всем живым существам. Действует он всегда бессознательно, но целесообразно, то есть достигает нужной цели. Вот и пчелы: они не сознают, что делают, хотя действия их полез­ные, целесообразные. Поняли вы теперь?

        — Понять-то понял, да не о том я спрашивал. Я спрашивал: откуда у них эта мудрость или инстинкт этот?

        — Откуда? — переспросил Матюхин. — От привычки. Привычка — это тоже свойство чело­века и животных. Например, мы привыкли хо­дить, привыкли писать и делаем это бессозна­тельно, механически. Подобные привычки есть и у животных. Приобретаются они не сразу, а вырабатываются сотнями, даже тысячами лет…

       — Смотри-ка, — удивился Демьян Лукич. — Что же получается? Получается, что пчелы ты­сячи лет назад были умнее нынешних архитекторов?

        — Как так? — не понял Матюхин.

        — Да так. Если они давным-давно привыкли делать такую работу, какую ученые и поныне не осилят! Ведь ученым мед с цветочков ни за что не собрать, а пчелы справляются с этим быстро и легко. Да еще, я читал, прибавляют к меду 25
процентов воды и какого-то противогнилостно­го вещества, чтобы предохранить мед от брожения. Кто научил их? Мы, люди, и то сами не мо­жем научиться читать и писать, даже ходить нас учат, а тут пчелы, насекомые — неужто они сами научились?

         Матюхин ответил не сразу: видно было, что он немного растерялся. Альтшулер попробовал его выручить.

       — Выступайте по докладу! — сказал он. — «Как произошла вера в Бога?» — вот тема доклада. Прошу не уклоняться.

         — А он и не уклоняется! — бросил кто-то из зала. — Он дело говорит. Нечего увиливать. Пусть докладчик отвечает!

Дарвинизм

 

       — В науке существует особая теория, назы­ваемая дарвинизмом, — снова заговорил Матю­хин. — Как известно, она названа так по имени английского ученого Дарвина. Этот ученый до­казал, что в мире все постепенно развивается и
совершенствуется. Происходит с природой так называемая эволюция, то есть постепенное раз­витие. Миллионы лет назад животный и расти­тельный мир был совсем не такой, как сейчас.
В природе постоянно идет борьба за существо­вание, в процессе которой слабое, неприспособ­ленное гибнет, а здоровое, сильное выживает, укрепляется и развивается. Этот процесс по на­учному называется естественным отбором. По­мимо него существует отбор искусственный, с помощью человека. Скотоводы, к примеру,
скрещивают разные породы животных, улучша­ют их, то же делают садоводы с растениями пу­тем прививок. Новые приобретенные качества передаются по наследству, закрепляются в по­следующих поколениях, и таким образом проис­ходит усовершенствование отдельных видов.

       — Ну, ладно, — внимательно выслушав все это, согласился Демьян Лукич, — пусть будет эволюция, но даже если она есть — это ведь только следствие! А я тебя спрашиваю о причи­не, о начале начал, то есть о Боге, От Которого и эволюция, и интуиция, и все прочее.

         Матюхин снова замолчал, и Альтшулер вос­пользовался паузой.

        — Вопрос исчерпан, — сказал он.

         Но Демьян Лукич и не думал отступать.

        — Какое там исчерпан, — смиренно заметил он, — у меня, ты уж меня прости, вопросы толь­ко начались… Я вот тоже хочу сказать о садов­нике, есть у меня знакомый в городе. Какие он цветы выращивает — настоящее чудо! Как-то спросил я его: «А можешь ты вырастить какой-нибудь цветок, ну, скажем, из крапивы?» — «Нет, конечно!» — удивился он моему вопросу. — «Ну, а из дерева сделать железную скамейку?» — «Это уж совсем чепуха!» Почему? Да потому, что в при­
роде есть законы, и их не переступишь. Попро­буй привить что-нибудь к засохшему дереву — хоть всех садовников собери, ничего не получит­ся, потому что в нем нет жизни… И с пчелами не так-то просто. Не садовник же и не скотовод, и даже не пчеловод научили их строить соты и со­бирать мед, и ни с кем их не скрещивали, не
прививали. Откуда же известны им такие хитро­сти? Вот на этот вопрос я никак не добьюсь у тебя ответа! Не скрой же, почтенный, пчелино­го учителя, скажи, кто научил пчелу мудрости?

         Матюхин все молчал. Демьян Лукич хотел, чтобы ему ответили конкретно! Бог научил пче­лу или природа? И чтобы добиться ответа, при­вел пример.

       — Давайте возьмем самолет и птицу, — сказал он. — В полете и по своему строению они похо­жи, ведь самолет создавали по подобию птицы. Но вот какое интересное дело: птицу можно убить, разобрать по косточкам, и самолет можно
разобрать на части. А что легче собрать — самолет или птицу? Ясно, что самолет собрать можно, а птицу никому не удастся, потому что она — жи­вое существо. Теперь ответь: кто сделал самолет?

         — Разумеется, человек, конструктор.

         — А птицу? Ее кто сотворил?

         Матюхин молчал, и за него тут же ответил Альтшулер:

         — Разумеется, природа!

О природе

 

         — Значит, и пчелиный учитель, и конструктор птицы — природа, так я тебя понял? — переспро­сил Демьян Лукич.

         — А кто же еще? Природа, никто иной, — ска­зал Матюхин. — Она есть великий учитель и конструктор. Она производит, она делает отбор, она создала птицу. Все она делает.

         — Смотри-ка, — снова удивился Демьян Лу­кич. — Тогда ответь мне: что такое природа?

         — Природа — это все, что нас окружает, — принялся объяснять Матюхин. — Все, что мы видим, и все, что существует. Небо и звезды, мо­ря и земля, и растения, и весь животный мир — все это природа.

         — Стало быть, — начал вслед за Матюхиным рассуждать Демьян Лукич, — природа состоит из одушевленных существ и неодушевленной мате­рии, так ведь? Теперь давай возьмем одушевлен­ных — человека, животных, птиц — и мысленно уберем их из природы и спросим: «Земля, воз­дух, вода и прочее будет одушевленно, если все живое убрать?» Нам скажут: «Нет, это неодушев­ленная материя». А имеет она разум?

         — Нет, неодушевленная материя не мыслит.

         — Значит, есть природа одушевленная и не­одушевленная, мыслящая и немыслящая, — за­ключил Демьян Лукич. — Мы отделили одушев­ленную природу от неодушевленной и теперь поразмыслим: кто же из нее создал птицу? Че­ловек? Нет. Животные? Нет. Сама себя птица создать не может… Или земля создала? Или во-
да, воздух? Или они все вместе сели за стол и об­щими силами все продумали? Опять же нет! А почему? Да потому, что если уж разумный чело­век не может создать живое существо, то что говорить о неодушевленной природе! Неодушев­ленная природа никогда не создаст одушевлен­ное существо, как яблоня не уродит вместо яблока морского ежа. Из мертвой материи, не имеющей разума, может ли сам собой получить­ся разумно устроенный мир и разумный чело­век? Или по-другому сказать: мертвая женщина, имеющая во чреве плод, может родить живого ребенка? Как ты думаешь? — Нет, конечно.

         — Вот и разъясни, — попросил Демьян Лу­кич, — кто же из природы, одушевленной или неодушевленной, создал птицу и научил пчелку такой великой мудрости? Известно ведь, что сто дураков одного не сумеют сделать умным, а ум­ный один может сто дураков уму-разуму нау­чить. Какое же такое существо создало птицу и научило пчелок уму-разуму?

         — Ведь я уже разъяснил, что пчелы делают все не по разуму, а по инстинкту, — с оттенком раз­дражения ответил Матюхин. — У них нет своего сознания и воли.

         — Это-то еще дивнее, — заметил Демьян Лу­кич. — Легко научить человека, у которого есть разум и язык, а вот попробуй корову или лошадь научить читать и писать! Это было бы настоящее чудо! А еще большее чудо — научить маленьких
пчелок делать дивные дела, на какие не способ­ны самые ученые люди. Скажи, наконец, кто же это чудо совершил. Кто?!

Молчание. И в зале было тихо. Спор всех за­хватил.

        — Читал я, что в далекие времена, — продол­жал Демьян Лукич, — многие языческие наро­ды — египтяне, финикийцы, греки — представля­ли себе происхождение мира так: раньше был вечный хаос, первобытный океан, из этого тем­ного бессмысленного скопления стихий возник наш разумно устроенный мир. Это  древнее  язы­ческое  учение  воскресили  современные  атеисты.        Они тоже объявили, что вселенная возникла из бессмысленной неразумной материи, и науку они используют в своих интересах: что им подходит, признают, а что не подходит, отбрасывают…

         Альтшулер недовольно поморщился.

         — Я запрещаю обсуждение посторонних во­просов!

         — Тут надо серьезно подумать и рассудить, — не обращая внимания на окрик, говорил Демь­ян Лукич, — проверить надо, правильно ли это учение? Для примера давайте возьмем книгу «Война и мир» Льва Толстого. Прочитаем ее, потом разрежем на отдельные буквы и всю эту огромнейшую кучу букв рассыпем по земле. По­лучится у нас книга «Война и мир»? Нет, полу­чится хаос. А чтобы из этого хаоса снова создать книгу, что надо?

         — Ясно что, — усмехнулся Альтшулер, — го­лова нужна.

         — Э, милый, голова и у обезьяны есть, а она тебе даже из готовых слов книгу не составит. К голове-то что надо? Разум. Чей? Писателя Льва Толстого. Так ведь?

Матюхин неохотно кивнул.

         —А чтобы из первобытного океана, из хаоса получился наш разумный, прекрасный мир — для этого что надо? — не отставал Демьян Лукич.

         — Тоже разум нужен, — пробормотал Матю­хин.

         — Чей, человеческий?

         —Нет…

         — Чей же?

         — Надо полагать… высший какой-то.

         — Да! И этот высший Разум есть Бог!
Последние слова Демьян Лукич произнес громко, радостно. В душе его зазвучал торже­ственный призыв Псалмопевца: «Научу безза­конным путем Твоим и нечестивии к Тебе обра­тятся». Матюхин же чувствовал себя скверно, точно в западне. Что отвечать этому старику? Смешно же утверждать, что солнце или звезды, растения или животные создали птиц и научили пчел. Все они не имеют разума. И… Неужели, подумал он вдруг, весь этот разумный мир сам собой образовался из мертвой, неорганизован­ной материи? Как возник мир? Вот вопрос во­просов! Случайно? Из стечения обстоятельств? Но тогда вокруг был бы беспорядок, хаос… От­куда же такая дивная гармония в природе, такая точность во всем, такой глубокий смысл?

         Матюхина бросило в пот, и он жадно пил во­ду. Альтшулер опять пришел ему на помощь: объявил перерыв.

Перерыв

 

         Чтобы верить, будто из немыслящей, неоду­шевленной материи сам собой возник наш ра­зумный прекрасный мир, — надо быть сума­сшедшим, надо быть фанатиком!

         Большой знаток русской души Ф.М. Достоев­ский о вере атеистов писал: «Легко сделаться атеистом русскому человеку, нежели другим на­циям, живущим во всем мире! И русские не про­сто становятся атеистами, они верят как бы в новую веру, не замечая того, что уверовали в нуль…»

         Люди в коридоре шумели, громко спорили. Многих серьезно интересовал вопрос о вере в Бога; Демьяна Лукича окружили тесной толпой, благодарили, засыпали вопросами… Ведь у мно­гих, особенно у молодежи, атеизм был непроду­манный, налетный; точно пыль с одежды, его легко было сдуть. До сих пор они вряд ли заду­мывались всерьез: есть ли Бог? Просто повторя­ли то, о чем всюду говорят. А говорят и пишут, что Бога нет, что Его выдумали темные, негра­мотные люди, и наивная молодежь приняла эту ложь за истину… А сейчас Демьян Лукич немно­го расшевелил ее, заставил призадуматься. Некоторые уже говорили, что Матюхин провалил­ся, несмотря на свою ученость, и простой дере­венский пасечник доказал ему как дважды два, что Бог существует…

         Между тем Матюхин с Альтшулером сидели в комнате за сценой; Матюхин рассеянно пере­листывал блокнот со своими записями.

         — Вот не ожидал, что вылезет этот дед, — раз­драженно сказал Альтшулер. — Думал, встанет кто-нибудь из нашей интеллигенции, задаст один-два вопросика, и по домам. Вы же пони­маете, что никакого диспута не планировалось, объявили так, для рекламы, чтобы народу по­больше собрать…

         — Что ему все же ответить? — с беспокойством спросил Матюхин.

         Альтшулер пожал плечами.

         — Убедите его, что природа создала пчел, на­пустите побольше туману или еще чего… В об­щем, вам виднее, вас же там специально учили.

         — Очень уж он смекалистый, начитанный, да и упрямый: так и гнет свою линию. Я ему про инстинкт, а он: кто его дал? Я ему эволюцию, а он снова свое:  откуда она взялась? Я ему при­роду, он опять: какая такая природа научила пчел? Вот и изворачивайся! Его не затуманишь.

         …Время перерыва давно прошло. Матюхин сидел, задумавшись… Народ нетерпеливо шу­мел.

         — Пойдем, и так сильно запаздываем, — ска­зал Альтшулер.

         Они вошли в зал. Как только лектор появил­ся на трибуне, стало тихо.

Непостижимая сила

 

         — В своем выступлении Демьян Лукич го­ворил о том, что пчелы обладают особыми ка­чествами, которыми они якобы наделены от Бога, — начал он. — Я уже ответил, что не Бог, а природа научила их мудрости. Этот ответ не удовлетворил моего собеседника, но лишь пото­му, что у него неверное представление о сущ­ности природы. Наука признает, что природа со­стоит не только из видимого вещества, или ма­терии, но и еще из многих заключающихся в материи сил. Посмотрите на небо: там солнце, луна, планеты, звезды. На чем они держатся? Оказывается, в природе есть сила притяжения. Ученые выяснили, что каждая планета обладает такой силой и притягивает к себе другие плане­ты. Силу эту нельзя ни видеть, ни осязать, но она несомненно существует.

         Во вселенной весьма много таинственных, непостижимых, невидимых сил. Они проявляют себя в так называемой мертвой материи, но осо­бенно много тайн и неразрешимых загадок со­держит живая природа. Взять хотя бы все тот же инстинкт  пчел. Какая-то таинственная, непостижимая сила действует в этом инстинкте. Ее нельзя видеть, может, даже нельзя до конца по­знать. Но она несомненно существует. Вот эта сила и есть учитель, о котором вы спрашивае­те, — обратился к Демьяну Лукичу. Матюхин и на этом кончил свою речь.

Книга природы…

Кто ее Автор?

 

         Демьяну Лукичу это объяснение пришлось по душе. Казалось, он все вопросы задавал для того, чтобы подвести Матюхина к такому ответу.

         Спаси тебя, Господи, за твой пояснения! Сразу видно, что ты человек умственный и рассудительный! — похвалил он Матюхина. — А то как-то пришли ко мне два товарища и завели спор. Твердят одно: ничего, кроме природы, в мире нет, никаких тайн, непостижимых сил. Од­на только, говорят, материя, и больше ничего. Вывели меня из терпения — прекратил с ними разговор: дурака ведь ни в чем не убедишь, на­прасно только время потратишь… А ты вот дру­гое дело, с тобой, почтенный, можно побеседо­вать. Ты только поясни мне насчет пчелиного учителя: какая же непостижимая и таинственная сила научила их?

         — Неизвестно, — неохотно отвечал Матюхин. — Я только что сказал: наука не знает природы этой-силы. Она остаётся пока загадкой.

         — Но все-таки это сила разумная? Зрячая или слепая? Толковая? Как ты, почтенный, дума­ешь?

         — Да ничего не известно, — с неудовольстви­ем повторил Матюхин. — Решительно ничего нельзя сказать о ней!

         Но Демьян Лукич на этом не успокоился. Во­прос о таинственной силе, научившей пчел муд­рости, был, казалось, совсем ясным, понятным даже малорассудительной публике. И только Матюхин почему-то не хотел признать этого.

         И Демьян Лукич начал снова:

         — Непонятно тебе? Ну, давай возьмем другой пример. Вот книга. Что надо, чтоб Она появи­лась? Сначала ее надо придумать, не так ли, до­рогой? А потом уже писать. И когда человек напишет ее, мы можем сказать; что она — плод его ума. Откроем книгу, прочитаем, познако­мимся с писателем, узнаем, способный ли он, —
из книги все можно узнать о ее авторе… И вот Макарий Великий говорит, и ученые подтверж­дают, что природа — тоже Книга, раскрытая Книга, ее корки — небо и земля. Читай со вни­манием, в ней все написано. Вот ученые и чи­тают, познают, сколько в этой Книге премудро­сти. И вот что самое главное: законы в природе они не устанавливают, а только открывают! Но если мы признаем законы в природе, то долж­ны признать и Законодателя, не так ли? Человеческий разум не может вместить всего, что сокрыто в природе, но он может увидеть, может убедиться, что все здесь написано  красиво, муд­ро, разумно, как ты говоришь — целесообразно. А что это значит? Это значит, что все создано разумом. Каким? Наш конечный разум не в со­стоянии постигнуть бесконечный Разум, кото­рый есть Бог.

         Как точно и убедительно рассуждал этот де­ревенский старик о таких сокровенных поняти­ях! И правда, если взять две книги: Книгу при­роды и книгу, написанную человеком, и сопо­ставить их, то какой можно сделать вывод? Книга, написанная человеком, — это плод его ума, а Книга природы — плод творческого Ра­зума, Бога. Человеческая книга имеет вес, объем, то есть материальную форму, но что в ней первично: эта материальная форма или за­ложенная в книге идея? Любой мыслящий че­ловек скажет: чтобы написать книгу, она сна­чала должна сложиться в сознании — иначе что напишешь? Стало быть, первична идея, а фор­ма вторична.

Возьмем Книгу природы. Что первично: эта видимая материя или заложенная в ней идея? Конечно, идея. Первична не материя, а созна­ние, то есть первичен Бог как вечность, материя же есть воплощенная в видимых формах идея Бога.

         Когда мы читаем книгу, мы не видим ее ав­тора, но знаем, что он есть. Так же мы не ви­дим Творца мира, Бога. Но как не может по­явиться книга без писателя, так вселенная не Могла возникнуть без Творца. Он сокрыт от нас, но мы видим: то, что Он создал.

         Божия Книга природы поражает нас своим необъятным величием, абсолютной гармонией и таинственной непостижимостью. Наш ограни­ченный разум не в состоянии постичь или объ­ять ее. Откуда произошло такое количество звезд, солнц, планет, комет, созвездий, звездных туманностей, вечно сияющих светил? Кто дал им движение? Ясно, что сама материя дать себе движение не может, тем более разумное, упоря­доченное. Чья же воля и сила привела в движе­ние миры? Ученые должны сознаться, что наука не в силах этого объяснить и основывается толь­ко на догадках и предположениях.

         Матюхин молчал, и Демьян Лукич все старал­ся вытащить его из туманностей науки на свет Божий.

         — Есть люди, они как-то очень странно все объясняют. Их спросишь: «Кто создал вселен­ную — пространство, планеты, звезды, Землю?» Они отвечают: «Природа». «Ну, а природу кто создал?» — «Она сама себя создала». Значит, было  время, когда ее не существовало? А если так, как же она могла создать себя? Аесли существовала, зачем ей было тогда создаваться? Нет, милый мой, природа — это творение Божие, через нее мы познаем Творца невидимого. Так и апостол Павел говорил в Послании к рим­лянам, 1-я глава, 20-й стих, что невидимый для наших плотских очей Творец вселенной стано­вится видимым через рассмотрение Его творе­ний, потому Господь и предлагает людям: «Под­нимите глаза ваши на высоту небес и посмотри­те, кто сотворил их» (Ис. 40, 26).

         Демьян Лукич замолчал, оглядел зал. Лица у всех были серьезные, задумчивые… Матюхин стоял на трибуне, опустив голову.

         — Чтобы ты лучше понял, приведу еще такое сравнение, — снова заговорил Демьян Лукич. Вот приехали мы с тобой в город. Увидели вы­сотное здание. Подходим к нему, смотрим, ка­кое оно величественное, удивляемся. И навер­няка похвалим архитектора: способный, видно, человек — какое здание создал. А если нам кто-нибудь скажет, что это здание появилось само собой, без всякого архитектора — мол, откуда-то с гор летели камни, складывались один на другой; и крышу ветром принесло, и окна, и двери — разве мы этого человека не засмеем, не скажем, что он сумасшедший? Так если у здания обязательно должен быть архитектор, неужто могло без Архитектора появиться это огромное мироздание, где мы с вами живем со всеми удобствами: и ванны у нас водяные, солнечные, воз­душные, и благоухающий воздух, и всякие пло­ды земные… Нет, милый мой, тут надо поверить, что есть Творец мира, что Архитектором вселен­ной является Бог, и мы верим в это, свято ве­рим. А вы не верите, вот и твердите: все создала природа. Так ведь? Ну, что молчишь?

Путь к Богу

 

         Матюхин стоял на трибуне унылый и не­счастный, словно общипанный петух. Куда де­валась его прежняя уверенность? Словно ветром ее сдуло… Теперь он, как покорная лошадь на поводу, шел по следам Демьяна Лукича, и тот вел его все дальше и дальше от безбожия, все ближе и ближе к Богу.

         — Во все времена, — говорил Демьян Лукич, — человека интересовало: откуда он, зачем живет, куда исчезает, то есть каждому любопытно при­открыть завесу неведомого, таинственного мира, узнать, кто так премудро устроил и нас, и все, что нас окружает… Вот и пчелка, малая тварь, говорит нам, что создал ее и научил не слепец какой-нибудь, не глупец, а великий Мудрец и Учитель. Ведь ты вдумайся, какие мудрые вещи знает пчела! Отыскивает вещество, которое пре­дохраняет мед от порчи. Откуда она его знает? Говоришь, пчелы делают все бессознательно, безвольно. Значит, не своим сознанием, не своей волей. Значит, кто-то за них думает, кто-то ими повелевает! Да и как думает-то… Нужно ведь не просто отыскать это вещество в лесу или в поле — надо знать его свойства. Доктора вон всю жизнь учатся, как лечить болезни, а такое лекарство сразу бы не нашли, пчела же нигде не училась, а находит его легко, быстро. Кто пока­зывает ей? Тот, Кто знает свойства всех вещей. Кто может и маленькое насекомое, козявочку, сделать такой мудрой, что ее делам удивляются ученые, Тот, Кому повинуется вся природа, Кто дал ей законы, Кто управляет всем миром…

         — Кто же это? — отозвался Матюхин рассе­янно.

         — Всемогущий Бог! — торжественно, с молит­венным благоговением произнес Демьян Лу­кич. — Он «вся премудростию сотворил еси».

         — Каждый волен думать по-своему, — пожал плечами Матюхин.

         — Тогда скажи, милый мой, как ты думаешь: кто научил пчел мудрым делам?

         — Хватит, вопрос исчерпан!

         — А по докладу вы ничего не можете ска­зать? — опять вмешался Альтшулер, но Демьян Лукич и на этот раз ничего ему не ответил, а продолжал допытываться у Матюхина:

         — Ты, милый мой, конечно, согласен: по кни­ге мы узнаем, что ее написал писатель, по ма­шине — что ее изобрел какой-нибудь инженер.

         А ведь пчела, мы с тобой видим, куда мудрее книг и машин. Значит, и создало ее Существо, которое выше всех писателей и инженеров, ка­кие только есть на свете. Ну, сам подумай, раз­ве не правильно я рассуждаю?

         Матюхин не ответил. Он размышлял о чем-то, и так сосредоточенно, что вряд ли заметил об­ращение к нему Демьяна Лукича. Он даже со­шел с трибуны и сел рядом у стола.

         — Да вы по делу говорите! — опять не вытер­пел Альтшулер. — Вам было разъяснено, что вера в Бога возникла вследствие невежества людей.
Вот об этом и должны говорить, нечего людям мозги затуманивать…

         Зал зашумел.

         — Это еще неизвестно, кто кому затуманива­ет! Отвечайте на вопросы! — крикнул молодой парень.

         — Что молчите? Ну-ка говорите, кто пчел со­здал? — требовала старуха из первого ряда.

         — Одна пчелка, — заговорил Демьян Лукич, и шум сразу затих, — одна пчелка так ясно и по­нятно говорит о премудрой силе Божией! Что тут можно возразить? Не люди Бога выдумали, вера в Него была с самого начала мира и всегда бу­дет в душе человеческой. Как в семени дерева все уже есть: и ствол, и корень, и ветки, и пло­ды, так в душе человека заложены Богом и чув­ства, и вера. Но дерево может вырасти кривым, больным, бесплодным, смотря на какой почве растет, каков климат, уход. Так и человек часто вырастает душою уродливым, больным, если не признает Бога, живет в беззаконии, а это зави­сит от его воспитания и более всего от его воли. Потому что Бог дал человеку разум и свободную волю, и он может выбирать сам: доброе или дурное.

         Почему же есть на свете люди, которые не признают Бога? Причин тут много, и главная из них та, что не все имеют возможность узнать правду о религии. Некоторые из-за душевной лени отмахиваются от серьезных вопросов вмес­то того, чтобы задуматься над ними. Иногда обида на верующих мешает обращению к Богу, ведь многие не умеют отделить личных обид и счетов от истины. Немало таких, кому в детстве внушили, что все верующие — темные люди, и, вырастая, они не хотят проверить, правильно ли то, чему их учили. Однако в человеке заложено чувство благоговения перед чем-то высшим, и потому неверующие в Бога ставят на Его место какого-нибудь идола и ему поклоняются, будь то наука, искусство, будущее человечество или че­ловек вроде Гитлера или Мао-дзе-Дуна. Но в глубине души тайно тоскуют они об истинном Боге. Таких людей надо жалеть…

         Матюхин задумался. Припомнилось ему дет­ство в деревне, Пасха, колокольный звон. Бабушка водила его в церковь, и он любил стоять рядом с ней, смотреть на горящие, потрескива­ющие свечи, на крестящихся и кланяющихся, старушек; нравился ему и запах ладана, и потем­невшие лики на иконах, и священник в блестя­щей ризе, который всегда гладил его по голове, когда он подходил к кресту… Потом вырос, уехал в город, стал студентом. Казалось бы, все забылось, но нет, что-то отложилось в душе и сейчас всплыло, откликнулось…

         В студенческие годы ему приходилось много читать об ученых, которые твердо верили в то, что мир создал Бог, и преклонялись перед Творцом. Запомнилось ему, как английский ученый Флеминг, открывший пеницилин, на торжественном собрании, где в его адрес было сказано много похвальных слов, заявил: «Вы го­ворите, что я что-то изобрел — это неверно. На самом деле я только увидел. Увидел то, что со­здано Богом для человека и что мне было от­крыто. Честь и слава принадлежат Богу, а не мне». А недавно попала в руки книжка, издан­ная на Западе: «Мы верим». Более пятидесяти современных ученых, из них немало лауреатов Нобелевской премии, говорят о своей, вере в Бога, о том, что вера помогала им делать вели­чайшие открытия. Он не придавал этому значения, он твердо верил в дарвинизм. Но если за­думаться…

         «В самом деле, — размышлял сейчас Матюхин, — как можно объяснить дарвинизмом спо­собности и работу пчел? Ведь среди них суще­ствует распределение труда: одни пчелы строят ячейки, другие собирают нектар, третьи охраня­ют улей, четвертые убирают мусор, пчелиная матка только кладет яйца, трутни лишь поеда­ют мед. Каким путем приобретают пчелы все эти способности? Что от волка рождается волчонок со всеми волчьими привычками, а от овцы — овечка с овечьим характером, это просто и по­нятно. Что из семени березы вырастает береза, а из горохового — горох, это тоже естественно. Волк и овечка передают своему потомству то, что у них есть в их природе, так же и растения дают только те ростки и плоды, которые свой­ственны их природе или привиты им искусст­венным путем. Но если бы волчонок стал летать, как орел, или петь, как соловей, — это было бы величайшим чудом. Или из березового семени выросли бы розы и хризантемы… И разве эти чудеса не разрушили бы до основания теорию дарвинизма? А ведь пчелы проявляют именно такие чудесные Способности, необъяснимые никакими естественными теориями… Нельзя не видеть здесь участия некоей сверхъестественной силы! Да, эта сила существует, и она, без сомне­ния, столь разумна, что ее не постигнуть самому развитому человеческому уму. А такихчудес во вселенной миллион… В сравнении с ними пчелы со всей их мудростью — только капля ве­ликого океана…»

         Матюхин прислушался к спору, завязавшему­ся между Демьяном Лукичом и директором шко­лы, преподавателем биологии.

         — В природе все устроено разумно, не так ли? — спрашивал Демьян Лукич директора. — А то есть люди, сомневаются: мол, что-то тут не предусмотрено, и даже Бога в этом обвиняют. Но виноват-то не Бог, а наше неразумие. — Де­мьян Лукич, вспомнив что-то, улыбнулся. — Один такой сомневающийся забрел как-то в ого­род, где тыквы растут. Смотрит на них, смотрит и думает: «Вот ведь до чего глупо все устроено! Тыква такая большая, а стебелек у нее совсем тоненький. Чепуха, да и только!» Потом пошел в лес, остановился под дубом, оглядел его и да­вай снова критиковать: «Надо же, дерево огром­ное, ствол толстенный, а желуди на нем малю­сенькие. Ерунда какая-то…» И лег под дубом спать. И вдруг желудь упал с ветки и ударил его по носу, чуть в кровь не разбил. Он вскочил с перепугу: «Слава Богу, — подумал, — что не тык­ва, а то бы совсем убило!»

         В зале дружно рассмеялись.

         — Значит, устроено-то все премудро… Вот те­перь ты мне и разъясни, — попросил Демьян Лу­кич директора, — кто научил птиц: улетают они из наших стран в теплые, летят тысячи верст через поля, леса, горы и моря и не сбиваются с дороги, и опять на лето возвращаются и нахо­дят свои гнезда! Кто указывает им дорогу?

         — Это они делают по привычке, — ответил директор. — Вам было уже разъяснено доклад­чиком, что привычки передаются по наследству. Многие тысячи лет назад птицы привыкли ле­тать по известному пути, и привычка эта стала инстинктом, который передается от поколения к поколению.

         — Ну, милый мой, это ты не дело говоришь, — возразил Демьян Лукич. — Я вон уже больше 60 лет хожу и надеюсь, Бог даст, ходить до самой смерти, и отец мой ходил, и прадед — до самого Адама, от которого пошел род человеческий. Однако родись у меня сын или дочь, год или два их учить надо. Привычка не передалась с рож­дением, каждого ребенка приходится учить за­ново. А вот цыпленок, как только вылупится из яйца, сейчас уже бегает, а утенок, тот даже по­плывет, и никто их этому не учит. Мы же, ра­зумные люди, не можем передать своей привыч­ки детям, чтобы им, когда родятся, сразу бегать, как цыплята… Наши предки вон, сколько лет ходили! Иаред, к примеру, жил 962 года, а Мафусал — 969 лет (см.  Быт. 5, 18—25). Если бы куры столько жили, у них и яйца бы стали бегать!

         В зале опять засмеялись. Даже директор шко­лы улыбнулся.

         — Что, милый мой, смеешься, — упрекнул его Демьян Лукич. — Это по вашему учению так вы­ходит… Вот ты мне и объясни: почему человек не родится с готовой привычкой ходить, хотя предки его ходили много тысячелетий, птицы же, только раз прилетят из теплых стран, а дети их уже знают дорогу и летят впереди без всяких указаний, без всякой выучки и возвращаются обратно. Откуда это у них?

          — Такова их природа, — только и сумел отве­тить директор.

         — Кто же дал им такую умственную природу, какой и человек не имеет? Ты вон ученый, а, пожалуй, в чужой деревне заплутаешься без про­вожатого. Или посади тебя пилотом в самолет — без карты куда полетишь? А птица до году не доросла — головка с наперсток — летит тысячи верст через леса и пустыни, через горы и моря и не сбивается с дороги. Мало того, возвра­щаясь, находит свое гнездо. Кто же научил ее? Разъясни мне, ради Бога, дорогой! Ведь ты учитель, должен знать… — Демьян Лукич немного помолчал. — Помню, шли мы как-то с прияте­лем по лесу и слышим: птицы всполошились. В чем дело? Оказывается, по дереву ползет боль­шая змея. А наверху, в гнездышке, — птенчики. Как птицам защитить детёнышей? И тут одна улетает, вскоре прилетает, а в клюве у нее какие-то стебелечки. Бросила их в гнездо. Змея, доб­равшись до гнезда, только хотела сунуть туда голову — и вдруг бросилась в сторону, открыла пасть и зашипела, прямо затряслась. И тут же скрылась. Потом уже узнали, что птица принес­ла ядовитое растение, которого змея боится… Вот и скажи: какие науки птичка изучала, какой институт кончила? Откуда знает, что для змеи это растение — верная смерть?

         — Я уже сказал, что природа наделила птиц такими способностями, — с раздражением отве­тил директор.

         — Природа, природа, — укоризненно покачал головой Демьян Лукич. — У вас все природа да привычка. Если эта природа такая умная, такая всемогущая, почему же вы называете ее приро­дой? Назвали бы уж тогда богом! Да для вас она
и есть бог… А у меня Трофимушка, — кивнул он на сидящего неподалеку внука, — иначе воспи­тан. Когда был еще маленький, позвал я его как-то в огород. «Вот, — говорю, — Трофимушка, твоя грядка, сей на ней что хочешь». А сам по­тихоньку засеял ее скорорастущей травой, что­ бы получилось его имя. И вот мальчонка при­
бегает ко мне: «Деда, идем быстрее, что пока­жу!» — и тащит меня в огород. «Смотри, на гряд­ке мое имя взошло! Кто это сделал?» — «Да это, наверно, природа сделала», — «Как так — природа?» — «Да так: грядка сама написала». — «Не-ет, неправда: откуда грядке знать, как меня зо­вут? Это ты, небось, написал». — «Да, я, — при­шлось мне признаться. — И запомни: в мире ничего само собой не возникает. Эту зелень на грядке я посеял, потому что у меня были семе­на, а всю землю нашу кто засеял травами, цве­тами, кто насадил леса, рощи, кто провел реки, воздвигнул горы?» — «Как — кто? Конечно, Бог!» — Вот видишь, — обратился Демьян Лукич к директору, — ребенок и тот понимает, а по-ва­шему получается, что природа — мудрец из муд­рецов, научила пчел да птиц мудрости, какой нет даже у ученых!

         Директор махнул рукой: мол, о чем с вами толковать! — и сел на место. Альтшулер снова решил вмешаться.

         — Что вы тут с пчелами и птицами весь вечер возитесь! — крикнул он сердито. — Говорите по делу, иначе прекращу диспут!

         Угроза всех возмутила. Люди зашумели, за­волновались, как море в непогоду.

         — Отвечайте! Отвечайте на вопрос! — неслись настойчивые крики.

         — Ага, попались, безбожники, в мешок, те­перь вам не вывернуться, — пошутил кто-то в первых рядах. — Одного нажалили пчелки, вон сидит в углу, смирился, другого птицы закле­вали…

         — Отвечай! Отвечай! — неслось со всех концов зала.

         Матюхин, которого эти крики вывели из оцепенения, поднялся на трибуну.

         — Я должен сказать, — заявил он, — что при­рода, какой Мы ее знаем, в отличие от человека, не имеет разума! У нас есть сознание: мы осоз­наем свои поступки, размышляем, рассуждаем, решаем и меняем свои решения. Природе же все это несвойственно. Она не рассуждает, не размышляет, не сознает, что делает. Природа нера­зумна. Природа слепа.

         — Спаси тебя, Господи, за такой ответ, — ска­зал на это Демьян Лукич. — Значит, человек ум­нее природы?

         — Ну, конечно! Я же только что об этом ска­зал. Не только умнее — он подчиняет ее себе, заставляет работать на себя. Человек — власте­лин природы!

         — Властелин, говоришь? — улыбнулся Демь­ян Лукич. — А один мудрый старец сказал: «Че­ловек, он как жук: когда теплый день, солныш­ко играет, летит он, гордится собой и жужжит: «Все мои леса, все мои луга! Все мои луга, все мои леса!» А как солнце скроется, дохнет холо­дом, загуляет ветер — забудет жук всю свою удаль, прижмется к листу и сидит, дрожит»…

         — Правда, — вздохнул  кто-то  в  зале, — такие мы и есть, люди… — А если человек властелин, — продолжал Демьян Лукич, — скажи тогда вот что: может ли
он сделать, к примеру, машину, которая говори­ла бы, вот как мы с тобой?

         — Не только может, но уже сделал! — ответил Матюхин с готовностью. — Разве вы не знаете что давно уже существуют машины говорящие и поющие и даже ходящие — магнитофоны, робо­ты и т. п.

         — Я не о таких спрашиваю. Эти не сами го­ворят — человек говорит через них. Я спраши­ваю, может ли человек сделать машину, чтобы она думала самостоятельно? Ну-ка, поди сюда, Трофимушка, — позвал Демьян Лукич внука.

— Видишь этого мальчонку, — Демьян Лукич с любовью погладил Трофимушку по голове. — Отец у него глухонемой, а сыночек вышел рез­вый, разговорчивый. Глухонемая привычка отца не перешла к нему… Объясни-ка дам, баранам, Трофимушка, как представляешь себе Бога?

         Трофимушка громко, серьезно ответил:

         — Бог такой великий, что Его не вмещает небо и земля, и в то же время Он такой маленький, что вмещается, — показал он на свою грудь, — в моем сердце.

Все так и ахнули: «Вот это Трофимушка! Вот так ответил!»

         А Трофимушка и в школе защищал веру в Бо­га. Учительница внушала детям, что веру выдумали темные, безграмотные люди, которые не могли объяснить различные явления природы. Однажды она велела хором повторять: «Бога нет! Бога нет!» Потом достала из сумочки маленькую икону, бросила ее в угол: «А теперь, дети, будем плевать на нее и говорить: «Бога нет!» Все, как попугаи, делали это,  только Трофимушка сидел серьезный и молчал. Учительница подошла к нему: «Встань! Тебя что, не касается? Почему не плюешь и не говоришь, что Бога нет?» Мальчик встал, подумал и ответил: «Раз вы, Мария Ива­новна, говорите, что Бога нет, на кого же нам плевать? А если Он есть, надо относиться к Нему серьезно, с благоговением, надо Его лю­бить».

         — Ты что, тоже в Бога веришь? — спросил мальчика Альтшулер.

         — Верую, — смело ответил Трофимушка. — Как же так? Разве вам не говорили в шко­ле, что Бога нет? Что космонавты летали в кос­мос, а Бога не видели?

Трофимушка подумал немного и также серь­езно ответил:

         — Низко летали. — И добавил: — А Бога не этими глазами смотреть надо. Его только чистые сердцем узрят…

                  — Ай да Трофимушка, умная голова, весь в деда! — раздались голоса. — Придет время, он еще себя покажет!

         — Ну, скажи все-таки, — снова обратился Де­мьян Лукич кМатюхину, — может человек сде­лать машину, разумную, как этот мальчишка?
Ведь человек, ты объяснил, умнее природы.

         Матюхин не сразу догадался, с какой сторо­ны грозит ему на этот раз нападение.

         — Наука успешно развивается, и человек с каждым открытием становится все больше зна­ющим, могущественным, — ответил он. — То, что недавно казалось невозможным, неосуществимым, теперь стало обычным явлением. Если бы наши предки сейчас воскресли, то им наш век показался бы чудесным: мы разговариваем и видим друг друга за тысячи километров, пла­ваем под водой, летаем на Луну и выше… Нуж­но верить, что настанет время, когда будут со­здавать живые существа, самостоятельно рас­суждающие и от себя говорящие…

         — Вот хорошо-то будет: пошел на фабрику и заказал себе детей сколько хочешь! А пчелок де­лать не будут? — спросил Демьян Лукич.

         Но Матюхин упрямо ответил:

         — Науке все возможно, будут и пчелы искус­ственные.

         — Почему же их теперь не делают?

         — Человек еще не дошел до этого.

         — А глупая природа дошла? — поставил Демь­ян Лукич роковой вопрос. — Кто же из них все-таки умнее?

         Наконец-то Матюхин понял, что оказался в безвыходном положении. Он обдумывал, что ответить. Ведь, в самом деле, получается, что материя, природа умнее человека: она уже мил­лионы лет производит то, до чего человек не дошел и поныне, несмотря на блестящее раз­витие научных знаний. Человек не может со­здать какой-нибудь козявки, а природа создает людей!

         — Смотри, куда пчелки да птички приводят, — заметил кто-то.

         — Знамо, недаром Лукич их пытает, — поддер­жал другой. — Ума у него палата!

         — До точки доводит. У него не вырвешься.

         Матюхину оставалось согласиться с тем, что над природой есть Всемогущий Разум, то есть признать существование Бога, или же признать Богом самую природу, рождающую из себя птиц, пчел и даже человека. Но Матюхин толь­ко что сказал, что природа бессознательна и слепа, что она намного ниже разумного чело­века…

         Смущенный и поколебленный в своих атеис­тических убеждениях, Матюхин дал привычный ответ, которому и сам уже не верил.

       — Я объяснил, — сказал он, — что в природе все постепенно развивается, совершенствуется, приспособляется к существующим условиям. Идет непрерывная борьба за существование, в результате которой и возникают у животных новые полезные органы. Развитие материи про­исходило постепенно, этот процесс можно срав­нить с развитием зародыша в утробе матери. Это и есть эволюция…

         — А если в утробе матери нет зародыша, — прервал его Демьян Лукич, — будет эта твоя эво­люция?

         — Нет, конечно.

         — Значит, с него-то должно было все начать­ся, кто-то должен был создать самую первую клетку! Даже если рассуждать, по-вашему, что мир развивался от простого к сложному, то и тогда необходимо признать Бога, без Него ни какое живое существо не могло появиться. И человек тоже… Вы вот все твердите: труд, труд создал человека, а на деле что мы видим: сколь­ко лет ишак трудится, а умнее нисколько не стал, все такой же упрямый!

Целесообразность в природе

 

         Зал одобрительно рассмеялся. Альтшулер по­краснел, приподнялся, видно, хотел что-то ска­зать, но раздумал…

         — Ты только посмотри;, как премудро все ус­троено! — воскликнул Демьян Лукич. — Я читал, что человеческая клетка в утробе матери — это все равно, что точка, поставленная на бумаге остро отточенным карандашом. И в этой крохотной клетке заложены законы природы. Ка­кие? Законы жизни, питания, размножения, наследственности, характера, смерти и т. д. В этой клетке, кроме того, есть головка, глазки, ручки, ножки, то есть все необходимое для бу­дущего человека. Но скажи, милый мой, нужны человеку глаза, руки, ноги, когда он находится еще в утробе матери?

         — Нужны, наверно, — невнятно пробормотал Матюхин.

         — Зачем же они ему там? Или он там что рас­сматривает или ходит?

         — Ну, допустим, не нужны, — поправился Матюхин.

         — А если не нужны, почему они есть? К чему они там приспособились? Какая борьба в утро­бе матери их создала?

       — Да это все нужно ему, когда родится…

       — Значит, тот Архитектор и Мастер, Который создал клетку, предвидел, знал, что когда ребе­нок родится, ему все это понадобится! Или, мо­жет, природа это предвидела и устроила? Но откуда она узнала, что человеку нужны глаза, что бы смотреть, уши, чтобы слышать, ноги, чтобы ходить, легкие, чтобы дышать? Как она могла создать все это, если она сама этого не имеет, если она неразумна?

Матюхин молча опустил голову, и Демьян Лукич продолжал:

       — Взять хотя бы глаза. Какая удивительная шту­ка, а в утробе матери вырабатывается безо всякой борьбы… Это ведь настоящее чудо! Это все равно, что научиться плавать без воды, дышать без воздуха или думать без мозга. Право же чудо!

         В зале снова раздались одобряющие голоса.

         — Ну и мудрый старик!

         — Ай да Лукич, аи да молодец! Совсем замо­тал этих агитаторов!

         А Демьян Лукич все выпытывал у Матюхина:

         — Скажи: глаза разумно устроены?
Матюхину показалось, что Демьян Лукич издевается над ним.

         — Ну, конечно, — с раздражением ответил он. — Кто этого не знает! Разумное устройство глаза поражает всех ученых.

         — А для чего они так устроены?

         Этот вопрос тоже показался Матюхину на­смешкой. Он даже не выдержал своего обычно­го вежливого тона.

       — Да что вы глупости спрашиваете, говорите дело! — А сам подумал: не расставляет ли этот дед еще каких-нибудь сетей? Но все же ответил: — Всякий знает, даже ребенок, что глаза созданы, чтобы смотреть.

         — Правильно, — сказал Демьян Лукич одоб­ряюще — словно учитель похвалил ученика за удачный ответ. — Тогда скажи вот что: Тот, Кто создал глаза, знал, для чего они нужны?

         — Надо полагать, знал. Но… — спохватился Матюхин, да было уже поздно.

         — Правильно! — опять одобрил его Демьян Лукич. — Но этот Создатель глаз — разумное су­щество или неразумное, зрячее или слепое?

Разумное Существо — Творец

 

         Да, Матюхин действительно попал в сети, выбраться из которых было очень трудно. Пос­ле того, как он, хотя и помимо своего желания, сказал, что Существо, создавшее глаза, знало, для чего их создает, назвать это Существо сле­пой природой было немыслимо. Тот, кто знает, что он делает и для чего делает, конечно, имеет разум. Стало быть, это Существо — разумное и сознательное. Вопрос Демьяна Лукича был так ясен, так убедительно обоснован, что ответить на него можно было только откровенным при­знанием, что Существо, создавшее глаза, — ра­зумное, сознательное, всевидящее. И Матюхин вынужден был дать именно такой ответ.

         — Да, — сказал он, — глаза созданы разумной, сознательной силой.

         — А человек может создать глаз? Живой, зря­ чий?

         — Наука пока не дошла до этого, но когда-нибудь наверняка будет создавать. Ведь глаз — это своего рода фотографический аппарат, он так же отпечатывает в себе окружающий мир.

         — Так кто же разумнее: наука, которая до сих пор не только не может создать глаз, но и в го­товом не очень-то разбирается, или то Сущест­во, Которое этот удивительный аппарат создало?
Тот, Кто все видит, дает зрение. Тот, Кто все слышит, дает слух…

 

Колебания Матюхина

 

         Матюхин прекрасно понимал, куда ведут ум­ные, трезвые вопросы Демьяна Лукича. Они ве­дут к признанию Бога… Матюхин чувствовал, что в душе его наступает какой-то перелом. Мо­ментами он задумывался, моментами смущался и колебался: то ему приходила мысль сбежать с диспута, то он снова .пытался подобрать ответ, который бы отразил прямые, настойчивые во­просы собеседника. А то вдруг решал: не сказать ли прямо, что Бог есть, но только Он непости­жим для нас… Зачем идти против очевидной истины? В голове мелькнула мысль: «Какая глу­пость — безбожие! Какая тьма! Оно против при­роды человека, противоестественно и страшно… Какая-то мертвая пустыня, черная бездна, без цели, без основания. Это ужасающая, убийст­венная пустота, и ничего больше…». И он при­ходил в содрогание от этой безумной пустоты.

На последний вопрос Демьяна Лукича он от­ветил с проблеском веры:

         — Да, это Существо разумное.

         — Кто же Оно?

         — Это таинственная, непознаваемая и… — он помолчал и произнес с решимостью,— сверхъе­стественная сила.

         Собственно, это уже было признание Бога.

 

Бегство Альтщулера

 

         Директор Дома культуры Альтшулер, который внимательно следил за беседой и давно понял, к чему она идет, решил, что пора положить это­му конец.

         — Объявляю диспут закрытым! — возвестил Люди, однако, и не думали расходиться. Не трогался с места и Матюхин. Альтшулер бросил на него гневный взгляд, но тот даже не обернулся.

         — Требую немедленно оставить помещение! — настаивал Альтшулер. — Иначе нам придется прибегнуть к насильственным мерам.

         Выпалив эту угрозу, Альтшулер вышел из-за стола, спустился со сцены и, натянув на себя на ходу шубу и шапку, выбежал из зала. Все молча глядели ему вслед. И тут же забыли о нем.

         Есть на свете люди, подобные Альтшулеру, — их ничем не убедишь. Если бы им явился Сам Христос, показал бы им Свои раны и сказал: «Я пострадал за тебя, Я пролил кровь, чтобы спас­ти тебя от вечной смерти», — то и тогда они бы не поверили; пошли бы к врачу и сказали: «У меня галлюцинация».

         «Ученый» атеист, отрицающий бытие Бога, напоминает совершенно глухого человека, глу­хого от рождения, который силится доказать, что музыка Баха, Бетховена, Моцарта — ни что иное, как мертвые черные точки и завитушки, расстановленные на нотной бумаге, неизвестно кем и для чего. Но вряд ли глухой убедит в этом человека, который обладает нормальным слухом и наслаждается прекрасной музыкой этих ком­позиторов. Да, таких «глухих» людей можно только пожалеть…

         Все с нетерпением ждали, чем окончится спор. Ясно, что победа за стариком. Сдастся ли лектор? Признает, что потерпел поражение?

         Матюхин так и не сошел с трибуны. Он и сам по-новому, всерьез заинтересовался беседой. Ведь до сих пор ему приходилось лишь твердить прописные атеистические «истины», кочующие из брошюры в брошюру, из одной лекции в дру­гую. Попросту, говорил с чужих слов! Матюхин был человек, искренне верящий во всемогуще­ство науки, которая со временем все объяснит и растолкует. Но за последние годы ему прихо­дилось не раз слышать и читать о так называе­мых кризисах в науке: то, что лет десять назад считалось неопровержимым, сегодня этой же наукой опровергается. Значит, нельзя ей полностью Доверять? Да, правильно сказал этот дед: ученые не устанавливают законы природы, а только открывают их…

         Конечно, этому старику куда легче: доверил­ся целиком Богу и живет Им…

Чудесная сложность организма

 

Демьян Лукич с ласковой понимающей улыб­кой глядел на Матюхина: «Смотри-ка, не ушел с этим Альтшулером! Видать, человек неглупый, добрый, просто мозги ему затуманили. А душа ищет правды, чует ее, рвется к свету… Вразуми его, Господи!»

— Расскажи-ка нам, дорогой, — мягко попро­сил Демьян Лукич, — как устроен живой орга­низм?

Матюхин откашлялся и, подумав немного, начал:

— Наука открыла, что каждое живое существо, будь то растение, животное или насекомое, со­стоит из многочисленных клеточек. Как кирпич­ный дом можно разложить по кирпичу, так уче­ные могут расчленить каждое живое тело, — эта их работа называется анализом. Вот, для приме­ра, костюм. Его можно расшить на части и по­лучатся отдельно полы, рукава, спинка, ворот­ник, карманы. Их, в свою очередь, можно разоб­рать по ниточкам, а каждую ниточку рассучить на тонкие волокна, и тогда мы узнаем, из каких частей, из какого материала и каким способом сшит костюм. Нечто подобное можно сделать с любым предметом или вещью. Таким путем уче­ные исследовали природу и установили, что ра­стения и животные состоят из клеточек, столь маленьких, что их нельзя видеть простым гла­зом. Их рассматривают в особый прибор — мик­роскоп. Через него можно видеть зародышевые клеточки, из которых постепенно вырастают живые организмы. Вы правильно заметили, что в той клеточке, как в плане, все уже есть: и фор­ма организма, и все его свойства и качества.

Все внимательно следили за рассуждением Матюхина.

— Знаете, как ничтожно мала зародышевая клеточка человека? И в ней уже есть человек со всеми своими членами и органами, со всеми чувствами, способностями, талантами, с наслед­ственными чертами своего племени и рода!..
Нужно еще знать, что зародышевая клетка со­стоит из множества соединений — молекул, и все они занимают определенное место, все нужны для постройки человеческого организма.

— А из какого материала состоят те клетки?
— Из разного. В живые клетки организма входят углерод, кислород, водород, азот, сера, фос­фор, хлор, калий, магний, железо, сахар, крах­мал и другие элементы. Клетка — это чрезвычай­но сложное соединение.

— Боже мой, как все это дивно! — воскликнул Демьян Лукич. — Значит, каждая клетка — все равно, что дом, чудесный дом, построенный из разных материалов!

— Совершенно верно! С той только разницей, что клетка сложнее, замысловатее самого вели­колепного дворца.

— Так Кто же строит такие чудесные клеточ­ки? Кто их Архитектор? Кто Строитель? Кто вдохнул в них жизнь? — допытывался Демьян Лукич.

 

Кто создал клетку?

 

       — Ученые много и успешно работают в этой области, — опять ответил Матюхин привычной фразой. — Биология шагнула далеко вперед: дав­но уже выяснено строение зародышевой клетки, ее состав и способ деления. Это очень сложный процесс…

         — Так это ты о готовой клетке говоришь, — прервал его Демьян Лукич, — а я тебя спраши­ваю: может ли человек создать клетку заново?

         — Попытки в этой области пока ни к чему не привели, — признал Матюхин.          — Один ученый даже заявил, что создать клетку так же трудно, как живую лошадь. Однако, ученым удалось получить искусственным образом белок, основ­ное органическое вещество. Это очень важное открытие…

         — Но я думаю, этому белку до живой клетки; как земле до неба, — опять перебил Матюхина Демьян Лукич…  — Читал я, что есть лаборатория, ученые в ней трудятся, чтобы создать клетку из химических элементов, и,если им удастся, бу­дет событие мирового значения… Да вот ви­дишь, не удается! Легко сварить кашу, когда под рукой крупа и вода — ты попробуй из ничего ее сварить. А тут под рукой все продукты, все есть, да каша-то не получается…

         — И все-таки наука достигла многого, — ни­ как не хотел сдаваться Матюхин. — Сейчас, к примеру, целые институты работают над созда­нием искусственных продуктов. Слыхали, мо­жет, что есть уже искусственная черная икра?

         — Слыхали! — отмахнулся Демьян Лукич. — Так эту икру можно еще на хлеб намазать с го­рем пополам, а рыбка, скажи, из нее выведется?

         — Нет, конечно, — улыбнулся Матюхин.

         — Можно сделать и зерно искусственное, на­молоть и испечь хлеб, но кинь такое зерно в зем­лю — оно не прорастет. Почему? Потому, что в нем нет жизни. Мертвое оно. А жизнь всему дает только Бог!

         Матюхин молчал. Ему уже не хотелось гово­рить, что природа создает клетку, он уже сам не верил в эту из пальца высосанную теорию… И все-таки, кто создал клетку? Кто создал этот мир? Ведь он, Матюхин, уже признал: Разумная, Творящая Сила существует, без неё мир и все в нем не могло появиться. Снова сказать об этом? Но ему еще трудно было перестроиться, трудно мыслить по-новому.

         — Можно сделать искусственное сердце, — горячо говорил Демьян Лукич, — но любви в нем не будет, ее никто никогда не сделает. Может, создадут даже искусственный мозг, но он не бу­дет мыслить. Получится только мертвая бездуш­ная материя. А живой, мыслящей она Может стать только силой Духа Божия; — Демьян Лу­кич помолчал, потом добавил с усмешкой: — У вас с вашей химией и люди стали какие-то син­тетические. Сухие, будто сухари.

         Матюхин ухмыльнулся. Видно было, что в ду­ше его борются противоречивые чувства. «Да, — думал он, — XX век — это век атома, радиоэлек­троники, радиоактивной техники, биохимии… Но может ли наука соревноваться с Тем, Кто создал этот мир? Наука не создала даже атома, а Он сотворил многие миллионы галактик… Наука бессильна изменить чередование дня и ночи, времен года, она не может вырастить без семени ни одного растения. И… да, этот старик прав, ей никогда не создать ни пчелки, ни пти­цы!»

         — Вот так-то, — проговорил Демьян Лукич. — А теперь скажи, ведь ты так и не ответил: кто создал первую клетку?

         — Утверждают, что она возникла сама собой и сама себя строит, — нехотя произнес Матюхин.

       — Да как же это так? — изумился Демьян Лукич. — Как она могла себя строить, когда ее еще не было на свете?! Ты что-то странное говоришь, милый мой! Это ведь все равно, что я сам себя родил: вставил себе сердце, легкие, желудок, достал где-то кровь и пустил по жилам, потом голову себе приставил, руки, ноги. Но, спрашивается, кто я был, когда у меня еще не было ни сердца, ни печенки, ни крови, ни жил, не было ни головы, ни мозгов, ни рук и ног, ни тела? Меня же не было — как мог я сам себя создать? Само по себе ведь ничего не возникает, не де­
лается… Знаешь, как наказали воров? Украли они у крестьян лошадей, поймали их, а они да­вай доказывать, что ничего не крали: мол, ло­шади сами побежали за их возами. «А зачем тог­да, — спросили крестьяне, — вы запрягли их в повозки?» — «Да они сами запряглись!» Конеч­но, никто им не поверил, воров наказали за кра­жу. Вот так будут наказаны и те, кто не хочет признавать истину, твердит одно: мир возник сам собой… — Демьян Лукич помолчал. —Так и с клеткой. Кто подбирал для нее материал? Кто этот опытный и умный Мастер? Заставь нас сде­лать такую постройку — ничего не получится, хотя бы материала нам навозили целые горы…
Мы знаем, из какого материала строится дом, знаем, сколько нужно кирпичей, досок, бревен и прочего. Возьмем все это, свезем в одно мес­то и скажем: «Ну, Почтенный дом, все для тебя готово, теперь изволь, стройся сам». Век про­ждешь, а дом не построится без строителя, ма­териал только сгниет. А живая клетка, ты ска­зал, куда мудренее самого чудесного дворца, да и материал для нее никто еще не привез… Или надо нам написать картину, к примеру, «Пожар Москвы». Приготовим краски, полотно и ска­жем: «Ну вот, милая картина, все для тебя есть, начинай рисоваться, да смотри, не спутай: что­бы непременно вышел пожар Москвы, а не хвост какой-нибудь, собаки или старая метла покойного дворника». И что же, появится кар­тина?

         Демьян Лукич с таким жаром и задором вы­ палил все это, что Даже Матюхин не вытерпел и рассмеялся. Смеялись и в зале. Один толь­ко директор школы все больше и больше хму­рился.

 

Планы и законы в природе

 

        — Теперь скажи: клеточка строится по плану или как попало? — спросил Демьян Лукич.

        — Конечно, по плану, — ответил Матюхин серьезно, — Без плана ничего не существовало бы в мире, был бы лишь хаос, беспорядок, не­лепое нагромождение без смысла и цели. А в клетке, мы видим, есть цель и намерение, за­ранее продуманное, предусмотренное. Мы за­ранее знаем, что из человеческой клетки непре­менно выйдет человек, а не дерево и не корова, а из клеточки розы вырастет роза, но не яблоня и т. п. В природе существуют строгие законы, по которым живет весь мир со всеми его явлени­ями.

         Матюхин говорил сейчас без всякого лукав­ства. Он все тверже убеждался, что вселенной управляет Всемогущая Разумная Сила. Все силь­нее, настойчивее звучал вопрос: что же это за сила? Ив ответ какой-то внутренний радостный голос шептал: «Бог есть! Без Него ничего нет и не может быть. Он — Начало и Творец жизни».

В каждом человеке есть религиозное чувство, но у атеистов оно задавлено, засыпано мусором, точно искра пеплом. Но сдуйте пепел, подуйте на искру — и она может разгореться в яркий пламень. Сегодняшняя беседа с Демьяном Луки­чом оказалась для Матюхина таким живитель­ным дуновением: искра религиозности не погас­ла в его душе, и чем дальше, тем чаще она вос­пламенялась, тем теплее согревала душу Матю­хина. Он чувствовал это тепло и был, поэтому, совершенно спокоен.

         — Я убежден, — добавил он, — что план мироздания и законы, управляющие вселенной, ра­зумны.

         — Слава Богу! — облегченно вздохнул Демьян Лукич. Помолчал немного и добавил настойчи­во — чтобы дошло до ума и сердца: — Ты, ми­лый мой, вот что запомни: одной наукой Бога не найдешь, не познаешь. Церковь наша стоит на вере, а наука — это только вроде костылей, под­держки, не больше… Филарета Московского, митрополита, в прошлом веке жил, как-то спро­сили про пророка Иону: в Библии написано, что его кит проглотил, как это может быть, ведь у кита горло узкое, он рыбой питается. И зна­ешь, что он ответил? «Если бы в Библии, — ска­зал он, — было написано, что Иона проглотил кита, я бы и этому поверил». Потому что Биб­лия — это слово Божие, а оно непреложно… И еще. Вначале, в своем выступлении ты сказал, что религию надо сдать в музей, она уже отжи­ла. Вы, и правда, перенесли из наших церквей в музеи иконы, кресты, даже мощи святые. Но дух Православной Церкви в музей не сдашь, не вы­ставишь его там, как прялку, не уничтожишь… Даже если в какой-то день станет совсем мало христиан, уже на следующий их будет во много раз больше. Ты, конечно, знаешь, что в первые века христианства правили Нерон, Диоклетиан, Юлиан, которые хотели всех христиан уничто­жить. И что же? Где все эти правители? Память их погибла с шумом, а христианство, Церковь Православная живет и будет жить. Ясно тебе?

 

Переубежденный Матюхин

 

         Матюхин становился иным. Он ясно и четко осознал, что мир — прекрасный, непостижимый, разумный — свидетельствует о Высшем Разуме, о Боге Творце, и никто, кроме Бога, не мог этот мир создать. Бог — Источник и Начальник жиз­ни. Он — всё и вся.

         Да, Матюхин становился иным. Он остро чув­ствовал всю неправду безбожия, всю его неле­пость и безумие. И удивлялся: как он мог быть безбожником? Безбожие — это слепота, и он был слепым, а теперь прозрел: душевные очи его открылись. Он жил во тьме, а теперь невидимая рука вывела его из мрака к свету. Это благодать Духа Святого, Духа истины коснулась его души, и, мертвая, она стала возрождаться к жизни…

         На вопрос Демьяна Лукича, кто создал мир, он, теперь уже без всякого колебания, твердо ответил:

       — Мир создан Великим Всемогущим Разумом.
Разумное может произойти только от разумно­го. Это так же очевидно, как то, что свет проис­ходит от света, а тьма — от тьмы.

         Стало быть, Бог есть? — не отступал Демь­ян Лукич.

         Все замерли…

         — Да, есть, — мирно, с любовью ответил Матюхин.

         Зал облегченно, радостно вздохнул.

         И тут вскочил с места директор школы — рва­нулся к выходу и, хлопнув дверью, скрылся.

         Демьян Лукич ликовал. Неожиданно он пере­крестился и громко, торжественно запел молит­ву «Царю Небесный». И люди откликнулись. Молитву подхватили сначала в первых рядах, а потом и остальных охватил молитвенный дух. Пели все, поднявшись с мест: молитва лилась из верующих сердец и взлетала к небу.

         Итак, истина и вера восторжествовали. Про­стой деревенский пасечник, имея твердую веру в Бога и разбираясь немного в современной на­уке, сумел поставить на правильный путь, от­крыть глаза лектору-атеисту, который был спе­циально подготовлен и вооружен необходимы­ми знаниями.